Джудит О`Брайен - Алая роза Тюдоров
Когда же дамы решили, что Саффолк и Гамильтон окончательно удалились, Кит снова возник в дверном проеме:
– Послушай, Дини. Забыл тебе сказать. Не пытайся иллюстрировать урок своими вышивками.
– Очень смешно, – заметила Дини с ухмылкой.
Когда дверь в королевские покои наконец закрылась окончательно и дамы остались одни, Дини уселась рядом с Анной Клевской, дабы поведать супруге Генриха Тюдора все, что она знала о жизни птичек и пчелок.
– Молчи и улыбайся, – произнес Кит, появляясь у Дини из-за спины и взяв ее под руку.
– Господи, Кит. Прошу тебя, не делай так больше. Ты меня до ужаса напугал, – прошептала Дини.
Они были в дворцовом парке в толпе придворных. Теперь, когда слух об аресте Кромвеля стал всеобщим достоянием, дамы и господа позволили себе расслабиться и вышли на прогулку, чтобы насладиться ясной и теплой погодой. Они бродили небольшими группками, шептались, обсуждая последние события.
Дини несколько раз глубоко вздохнула, успокоилась, после чего обратила внимание на странное выражение лица Кита. Его черты заострились, как у хищной птицы. Гамильтон напряженно смотрел прямо перед собой, лишь изредка поглядывая на свою спутницу.
– Слушай, что происходит?
– Улыбайся, я же тебя просил, – повторил Кит. Она изобразила на лице подобие улыбки, и тогда он заговорил снова: – Мы отбываем сию же минуту, дорогая. Идем к лабиринту. Бутылочка из-под кока-колы у меня под камзолом.
– Но мы не можем, Кит. Что станет с королевой Анной и принцессой Елизаветой? Они так нуждаются в нашей помощи! – Искусственная улыбка, на мгновение позабытая, снова заиграла на ее губах.
– Придется оставить их на попечение Саффолка, крошка. Насколько я знаю, наш милейший Норфолк убедил короля, что я повинен в государственной измене. – Тут он не без приятности поклонился леди Рочфорд, оказавшейся неподалеку. – Ближе к ночи вашему покорному слуге придется, вероятно, стать соседом Кромвеля в Тауэре.
Дини осталась на ногах только благодаря сильной руке Кита, которая поддержала ее.
– Но, Кит, это невозможно, – прошептала девушка, стараясь идти с ним в ногу. Тот улыбнулся с отсутствующим видом. Его внимание чрезвычайно занимала группа из четырех мужчин, двигавшихся к ним навстречу.
Дини тоже заметила подозрительную группу. Поначалу она решила, что это очередная партия цирюльников, собравшихся, чтобы побрить ей ноги. Затем она узнала в них головорезов Кромвеля – ей сразу же бросился в глаза громадного роста убийца, столь ловко орудовавший алебардой в ту злополучную ночь, когда был ранен Кит.
– Кит, – заговорила она, стараясь привлечь его внимание к зловещим джентльменам.
– Я вижу. Они ходят за мной по пятам весь день. Теперь, когда их повелитель угодил в Тауэр, они быстренько сменили хозяина. Не обращай на них внимания, лучше старайся держаться ровнее. И поглядывай под ноги. – Он провел ее мимо бревна, лежавшего на тропинке, за которое Дини чуть было не зацепилась.
Кит вел ее прямо к живой изгороди, к тому самому лабиринту, где они рассчитывали скрыться. У них не было времени даже изображать прогуливающуюся парочку.
– Теперь они служат Норфолку, – бросил Кит, продолжая идти быстрым шагом.
– Но какого рода обвинение они могут тебе предъявить? Ведь это абсурд!
Кит задумчиво покачал головой и сказал, будто не расслышав ее вопроса:
– А у тебя очень неплохо получается.
– Что?!!
– Все как-то не было возможности сказать тебе раньше, но я все-таки скажу: ты здорово поешь. Возможно, кое в чем наши вкусы не совпадают, но получается у тебя отлично.
Дини порозовела от смущения.
– Спасибо. Не забудь записаться в общество поклонников Дини Бейли, когда мы вернемся домой.
– А разжиться автографом мне тоже будет позволено?
– С этим тоже как-нибудь разберемся, – улыбнулась девушка и прикрылась ладошкой от яркого солнца.
Неожиданно он остановился и повернул ее лицом к себе.
– Мне нужно сказать тебе одну вещь. – Его взгляд задержался на зловещей четверке, расположившейся неподалеку. – Если мы не сможем убраться отсюда вместе, тебе придется бежать одной.
Дини начала было протестовать, но Кит быстренько утихомирил ее, приложив палец к ее губам. Вполне возможно, что я пробыл здесь слишком долго и вернуться в свое время мне уже не под силу. Десять лет – почти треть моей жизни прошла здесь. Я говорю на здешнем диалекте и поступаю так, как требуется при здешнем дворе, совершенно автоматически. Иногда мне кажется, что я человек эпохи Тюдоров, а джаз и самолет, на котором я летал, мне просто приснились.
– Но…
– Нет, ты послушай. – Он с нежностью всматривался в лицо подруги, стараясь сохранить в памяти мельчайшие его черточки. – Здесь тебе делать нечего. Для мрачного средневековья ты слишком молода и энергична. Но помни, что бы с нами ни случилось – я тебя люблю. Я готов целовать землю, по которой ты ступаешь, и это уже никто не в силах изменить. Если ты сможешь выбраться отсюда, а я останусь, не забудь прихватить мою любовь с собой. – Прежде чем закончить, он глубоко вздохнул. – Когда-нибудь я умру. И тело мое превратится в прах. Но и тогда, мертвый, я буду тебя любить. Ты моя единственная любовь, и другой у меня не будет. Я пронесу эту страсть через века. Запомни. Но я вовсе не требую от тебя того же самого. Наоборот, я хочу, чтобы ты встретила нового человека, новое чувство. Человеку без любви нельзя.
– Кит, – прошептала она, не в силах ничего больше добавить.
– Мне кажется, что я испытываю судьбу. Помоги нам Бог, – произнес Кит и впился поцелуем в ее губы.
В тот момент им было наплевать, что солнце светило ярко, а свидетелями этого поцелуя явился двор в полном составе.
Одним движением, продолжая терзать ее губы поцелуем, он приподнял легкое, словно перышко тело. Так, прижимая к себе Дини, Кит вошел в зеленый лабиринт живой изгороди. Ни он, ни она не обратили ни малейшего внимания на невольных свидетелей этого знаменательного момента.
Впрочем, никто из придворных не отважился за ними последовать.
Они больше не говорили. Они понимали друг друга без слов. Он медленно опустил Дини на землю, не отрывая от нее влюбленных глаз. Мир перестал существовать. Они были одни, он и она, мужчина и женщина. Как во времена сотворения мира.
Очень медленно он развязал многочисленные тесемки и шнурки, стягивавшие ее сложный придворный наряд. Сначала соскользнули многочисленные юбки, затем корсаж. После чего он помог ей освободиться от белья.
– В жизни не видел такой идеальной красоты, – произнес он, выговаривая вслух свою самую заветную мысль.
Дини не чувствовала стыда, и в его присутствии собственная нагота вовсе ее не смущала. Она нежилась под его взглядом, словно под ласковыми лучами июньского солнца.
